Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Том, музыка – наш способ заработка в этом городе. – Дилан поднял брови и закатил глаза на надувшегося Тома. – Ладно. Я послушаю ее в наушниках, когда поеду на встречу с мамой и сестрой. Выйду на полчаса пораньше и буду наматывать круги на метро. – Он почесал свою щеку, пока Том без интереса наблюдал за ним. – Что?
– Ничего. – Он писал на чеках и бросал их в Дилана, как конфетти. – Подумал, что, все маленькие радости собственной комнаты исчезают, когда делишь с кем-то жилье. – Том решил закидать Дилана мусором. Однако запал быстро иссяк. Как быстро Том загорелся, с такой же скоростью и потух. Дилан цокнул языком и аккуратно поправил челку, чтобы не лезла в глаза.
– Считаю, что пока мы друг другу не очень сильно мешаем. Главное, не трогай мою косметику, она по цене почки, и все будет хорошо. – Дилан улыбался, но Том знал, он ни капли не шутит. С заметными перепадами его настроения лучше было не нарушать личных границ.
– Хорошо. – Том показал на коробку с пиццей и надписью. Дилан уже начал ее ненавидеть. – Не нужна мне твоя косметика. – В Дилана полетел еще один чек.
– Ну и прекрасно!
«Когда же меня оставят хоть на пять минут в одиночестве? Почему у всех невероятная, ужасная и раздражающая привычка постоянно быть рядом? Что Джек, что Ричард, а теперь и Дилан считают, что их присутствие похоже на поддержку. Не знаю. Для меня это толчок в бездну. Нет, не нужно меня гладить по голове, шептать поддерживающие слова или сидеть рядом. Мне нужно побыть одному, потому что иногда даже перед самыми близкими людьми стыдно проявлять слабость. Мама… мама всегда знала, когда закончить разговор и с каких слов его начать. Она ловко избегала острых тем и припоминала фразы столетней давности. Такой чуткой социальной натуры я никогда не встречал… И навряд ли встречу теперь…»
– В любом случае нам надо подумать насчет работы. Мы не можем вечно снимать квартиру на деньги Троя, а тех грошей, что я собрал за ночные смены в кафе, нам не хватит.
– Почему? – Рядом с маленьким словом Том нарисовал огромный вопросительный знак. Его совсем не смущала мысль провести все лето на диване, он зарылся в одеяла по самую макушку.
– Новость дня, раз уж ты не включаешь федеральный канал: за лежание на диване денег не платят. – Из кучи одеял показалась рука с пятеркой долларов в руке и потянулась к Дилану. – Очень смешно. Я не стану вести конструктивный диалог с горой подушек, одеял и крошек. Том, вылезай. Мне через полчаса идти к сестре с мамой! – Голова неохотно появилась из спасительного плена.
«Так иди! Кто тебе не дает?»
– Ладно, давай поднимайся, уже восемь утра. – Дилан похлопал по месту, где предположительно должна быть нога. – Я пока залью хлопья молоком. – Том поднялся с дивана и направился в ванную. – И тебе стоит поторопиться, иначе они размокнут!
«Бедный Йорик, что сделала с тобой чашка молока!»
По пути в ванную Том свернул и зашел на небольшую кухню. Дилан слышал только стук шкафчиков. Через пару секунд Том с подозрительным лицом наконец-то направился умываться и приводить себя в порядок для нового дня на диване. Тем временем взволнованный его странным поведением Дилан встал и пошел исполнять обещанное. Его встретила бутылка молока и пачка хлопьев, на которых тем же черным маркером было написано: «Хлопья – есть хлопья». Дилан пообещал отобрать у Тома маркер и нарисовать на лбу пару заумных вещей в качестве профилактики. Молоко заполняло миску, кружа кукурузные хлопья, а Дилан не мог отделаться от ощущения, что со временем квартира превратится в арт-студию. Том с грохотом вылетел из ванны и появился в дверном проеме, явно копируя Дилана. Тот лишь закатил глаза, но позу оценил и подошел вплотную.
– Ваша овсянка, сэр, – грудным голосом проговорил Дилан и пресек руку Тома, собиравшуюся написать очередную чушь на флаере с рекламой мороженого.
Была в их жизни одна досадная для Дилана вещь, точнее мысль, которая крутилась в голове после общения с Джеком. Том не говорил – Том пел. Это его единственный способ общения с миром с помощью голоса. Однако оказалось, что музыка занимает в жизни Тома намного больше места. Сейчас же он молчал и даже не пытался петь. Джек оказался прав: пока с уст Тома не сорвется хотя бы одна нота, он не в порядке. Дилан злился от осознания собственной беспомощности. Могли ли старые друзья повлиять на Тома? Дилану хотелось править балом, иметь на него большее влияние. Чувствовать, что его слушают, ему доверяют, в нем ищут спасение. И даже не смотря на их перепалки с коробками пиццы и исписанными чеками, редкие улыбки, Дилан не мог вытащить Тома из депрессии. И это приводило в ярость. Лишь понимание, почему тот находится в подавленном состоянии, держало зверя внутри, но Дилан уже чувствовал, как прутья клетки, испытанные на прочность сотню раз, скрипят и гнутся.
– Ешь.
Он вышел из кухни, оставляя Тома в одиночестве.
«Вот так всегда. Никогда не знаешь, какого черта происходит в его голове. Иногда мне кажется: он хочет разложить тебя на кухонном столе и зарезать. Скорость смены его настроения пугает. Даже Ричард с его импульсивным и творческим нравом уступает Дилану в этом. Хорошо, что он уйдет на прогулку с сестрой и мамой. Я с ними не успел познакомиться и пока не хочется. Мне нужно убраться в квартире и разобраться с коробками, и с головой тоже. Я знаю, Дилан прав, и надо искать работу. Меня, конечно, возьмут в музыкальный ресторан солистом, но уж лучше я буду в тишине мыть полы, чем петь под софитами. Стоит только вдохнуть поглубже, задуматься о выборе песни, как горло перетягивает невидимой струной. Не бывает вторых первых впечатлений. Хочу, чтобы не только город, кафе или сцена запомнила мое первое выступление, но и я сам. Будет время, я просмотрю постановки на август или даже сентябрь-октябрь. А там, глядишь, бесконечные рождественские выступления пойдут…»
– Не против? – Том очнулся, когда перед ним появился Дилан. Его боксеры прикрывала бас-гитара, и создавалось впечатление, что парень и вовсе голый. Еще ни